По мнению экономиста и социолога Владислава Иноземцева, несмотря на приспособленность к войне, даже в случае ее завершения российская экономика не столкнется с серьезным кризисом, а даже начнет расти. Тем временем власти заявляют, что российская экономика переживает "техническую стагнацию" и "замедление темпов роста", что, по мнению Иноземцева, для большинства граждан будет означать застой и небольшое снижение доходов — аналогично ситуации, наблюдавшейся после аннексии Крыма. Эксперт прогнозирует снижение курса рубля и сокращение реальных доходов населения. При этом, считает он, российские власти найдут ресурсы для продолжения финансирования военных действий, а экономические издержки не будут иметь для Кремля первостепенного значения.
— Мы с вами говорили ровно год назад. Тогда вы сказали, что государство ведет себя так, как будто деньги для него не проблема. Тем временем, по данным председателя правительства России Михаила Мишустина, дефицит госбюджета за первое полугодие достиг 3,4% ВВП. Думаете, что-то изменилось?
— Нет. Я думаю, изменилось немногое — в том плане, что пока правительство ведёт себя таким образом, что действительно уверено в том, что ему есть, чем финансировать безумные военные расходы. Да, дефицит высокий; по итогам года он, конечно, будет меньше. Мы уже видели, что в августе профицит был приблизительно 800 миллиардов рублей.
Мне кажется, власти действительно взяли курс на то, чтобы финансировать войну любыми средствами, любыми способами и невзирая ни на что остальное. Будут заимствования, будет эмиссия, будет снижение курса рубля для того, чтобы повышать рублевый эквивалент нефтегазовых доходов. Но война не прекратится.
Год назад я и мои коллеги говорили, что никакое состояние российской экономики, какое бы оно ни было, не станет основанием для прекращения войны. Ни санкции, ни дефицит бюджета, ни недостаток денег, ни сокращение экспорта нефти Путину не помешает вести эту агрессию. Я остаюсь при том же мнении.
В следующем году военный бюджет, скорее всего, будет еще более увеличен — и мы увидим продолжение вот этого безумного эксперимента.
Издание The Bell в сентябре сообщило, что на фоне растущего из-за непомерных военных расходов дефицита бюджета правительство снова обсуждает повышение налогов. Наиболее вероятный вариант — повышение НДС: налога на потребление, зашитого в цены товаров. Одна из концепций предусматривает рост НДС с 20 до 22% с исключениями для социально важных категорий товаров.
Окончательного решения еще нет, но самой идее повышения налогов альтернативы нет, говорят собеседники издания, — иначе дыру в бюджете не закрыть. Определиться надо уже скоро — в конце сентября правительство обычно представляет и вносит в Думу проект бюджета на будущий год.
— Недавно у нас в гостях был экономист Игорь Липсиц. Он говорил, что дефицит бюджета к концу года может и вовсе достичь четверти бюджета. Вы с ним не согласны, я так понимаю?
— Нет, однозначно. Дефицит бюджета будет ниже, чем он был за первое полугодие. Я еще раз говорю, уже в августе был профицит, плюс к этому в последние дни мы наблюдаем резкое падение рубля — даже более резкое, чем многие предполагали. Я думаю, мы пройдем через курс 90 [рублей за доллар] уже, наверное, в октябре. И это поможет бюджету оставаться в профицитной зоне, потому что если нефть не дорожает на мировых рынках, она может дорожать в рублях. Да, это вызовет инфляцию с определенным лагом (инфляционное запаздывание— "Idel.Реалии") в три-четыре месяца на потребительском рынке, на топливном рынке еще быстрее.
Но так или иначе правительство будет делать все, чтобы в бюджет деньги собирать. Оно не допустит дефицита в четверть доходов. Это абсолютно исключено, потому что у властей есть очень глубокие фобии относительно дефицита, долга и многого другого.
— Давайте представим себе человека, который живет в российском регионе; насколько дефицит бюджета — это критическая проблема для экономики? И что его наличие означает для обычных граждан?
— Ничего. Это не критическая ситуация, если дефицит не превосходит определенный масштаб, с одной стороны. С другой стороны, если он не покрывается, скажем так, простой эмиссией. В России на сегодня дефицит бюджета составляет порядка четырех триллионов рублей — это 2% от ВВП прогнозного 2025 года. В Соединенных Штатах дефицит бюджета составляет 6,5%, во Франции — около 7%. Эти страны пока еще не погибли, инфляция там не двузначная.
Вопрос заключается в том, как дефицит финансируется. Если он финансируется за счет рыночных заимствований, если деньги собираются в экономике, допустим, у граждан в банках, у предприятий на депозитах, то это вполне нормальный цивилизованный метод работы с дефицитом. Если же правительство идёт по пути фактического размещения государственных облигаций в Центробанке и допускает прямую эмиссию (то есть печатание денег, как это было во времена правительства Гайдара, например, в начале 1990-х годов), тогда это вызывает инфляцию, которая нарушает стабильность цен и бьет по карману граждан. Если этого нет, если Центральный банк контролируют инфляцию, сдерживает ее, то, я думаю, сам по себе дефицит бюджета не катастрофичен.
Более того, мой коллега Дмитрий Некрасов недавно написал очень интересную статью, которая показала, что объем государственного долга в отношении к ВВП в последний год даже снижается. То есть речь идет о том, что какого-то запредельного объема нет. В Японии государственный долг — 300% ВВП, в США — 129%, в России — меньше 20%. То есть ситуация с российскими финансами далеко не катастрофичная. И когда я слышу, что процентная ставка ЦБ сейчас на самом высоком уровне, исторически самом высоком, честно говоря, у меня вызывает это очень активные эмоции, потому что, если вспоминать 1990-е годы, она была и 200%, а сейчас — 18%. Поэтому в любом случае я не отношусь к этому с каким-то драматизмом.
— В начале сентября глава Сбербанка Герман Греф сказал, что российская экономика во втором квартале 2025 года вошла в стадию "технической стагнации". Еще раньше Росстат сообщал о "замедлении" российской экономики втрое. Нас сейчас смотрит обычный человек из Бугульмы или Стерлитамака: что для них означают эти заявления?
— Они означают очень простую вещь: эти люди должны вспомнить, как они жили, допустим, 10 лет назад — в 2015-2016-2017 годах. После захвата Крыма в 2014 году российская экономика вошла ровно в такое же состояние. За период с 2014-го до 2019 года она выросла приблизительно на 4% за все эти годы. То есть средний темп был меньше 1%. Два года закончились рецессией, реальные доходы населения за это время упали на 7%.
Мы вступаем в такой же период. Давайте готовиться к тому, что будет пять лет застоя, стояния на месте, небольшого снижения реальных доходов в рамках 1-2% ВВП. Это вполне реалистичный сценарий при таком продолжении войны и таких военных расходах. Является ли это трагедией? Пусть коллеги, пусть наши друзья и зрители вспомнят, как они жили 10 лет назад. Если они считают, что жизнь тогда была невозможно тяжелой — это один вариант. Если они даже не вспоминают этот период как очень плохой — это другой вариант.
— Год назад вы написали колонку, в которой говорили, что российская экономика приспособилась к войне. А что с ней будет, когда война закончится? Я так понимаю, что структурно в экономике произошли изменения, но если война закончится, то во многом экономике придется переформатироваться, адаптироваться к условиям мирной жизни.
— У нас как раз была большая статья с коллегами по Германии на эту тему, где мы пытались — на мой взгляд, достаточно убедительно — доказать, что ничего страшного в экономике не случится.
Смотрите, военные расходы сейчас составляют — если брать официальные цифры — 13 триллионов рублей; ну, хорошо — 14, даже 15, это приблизительно 7% ВВП. Из этой цифры четыре триллиона (это довольно документально прописано) идут на выплату всякого рода зарплат, пособий, похоронных военнослужащим. То есть фактически выделяется в прямой денежной форме. Еще где-то около четырех триллионов уходят на организацию боевых действий — логистику, подвоз, снабжение, текущее функционирование войск. И где-то около пяти триллионов идут на закупку вооружения.
Если война закончится, реальное сокращение претерпит только вот эта средняя часть, которая идет на текущую логистику и обеспечение боевых действий. Ибо ВПК не сократит производство, Путин об этом неоднократно говорил. И никакой конверсии никто и не предполагает. Эти моногорода и предприятия будут жить так же, как сейчас, потому что огромное количество военной техники утеряно, ее нужно восстанавливать.
Что касается людей, которые сейчас находятся в армии, то я исхожу из принятого указа президента относительно увеличения (они увеличивали три раза за время войны) штатной численности Вооруженных сил. И эта штатная численность, в принципе, соответствует тому контингенту, который сейчас существует в войсках. Поэтому, конечно, какая-то демобилизация будет, но, думаю, не очень большая. И Путин будет продолжать платить этим людям — может быть, не такие высокие [как сейчас] — зарплаты, но, в принципе, достаточно высокие. Поэтому сокращение военных расходов составит, по самым оптимистичным оценкам, четыре-пять триллионов. Это и есть тот дефицит бюджета, с которого мы начали. Вот и все последствия.
Дефицит бюджета закончится, финансы стабилизируются, люди получат определенность, экономика будет, скорее, быстрее расти, чем падать. Более того, если мы посмотрим на события этого года, то все сигналы о том, что война может закончиться — первый звонок Трампа Путину, переговоры на Аляске, встречи в Стамбуле, приезды Уиткоффа (Стив Уиткофф, специальный посланник США на Ближнем Востоке —"Idel.Реалии") — каждое это событие приводило к росту биржевых котировок и повышению оптимизма в экономике. Поэтому экономика и предприниматели-инвесторы никак не ожидают ничего плохого от окончания войны.
— Означает ли это, что окончание войны выгодно с точки зрения экономики и Путину, и россиянам?
— Да, выгодно, но проблема заключается в том, что экономические мотивы для Путина сейчас не слишком существенны. Я еще раз говорю: многие наши эксперты (я отношусь к этим позициям с неким удивлением, но, естественно, и с уважением тоже) говорили, что Путин не может остановить войну, потому что начнется экономический спад, а вот сейчас якобы все прекрасно. Я считаю иначе. Путин не может остановить войну, потому что начнутся политические проблемы.
Дело в том, что за время войны в России установлена такая серьезная глубокая диктатура, что нынешняя правящая элита за эти годы уже привыкла править просто как в тоталитарном обществе. И я не очень себе представляю, каким образом может быть отменен закон о "дискредитации" российской армии, изменена ситуация со свободой прессы, либерализованы выборы, критика власти, использование социальных сетей и многое другое.
В данном случае военная ситуация позволяет Путину полностью контролировать, [не будучи] абсолютно никому не подотчетным, всю страну и все, что в ней происходит. Отказаться от этого гораздо сложнее, чем переключить экономику обратно на мирные рельсы. Я думаю, здесь скрыта главная причина того, что Путин не хочет окончания войны.
— В колонке для издания "Важные истории" вы год назад писали: "Военная экономика характеризуется сдвигом акцента власти от "праздных групп" — пенсионеров и бюрократии — к производительным, которые ранее особым вниманием не пользовались. Пока рано говорить, насколько фундаментальным окажется этот тренд, но в целом он выглядит многообещающим, так как переводит в число сторонников Путина не только население "отсталых регионов", но и жителей городов с численностью от 100 тысяч до 1 миллиона человек, значения которых для устойчивости режима весьма велико". То есть условно татарстанский город Елабуга, где производят дроны, в этом списке?
Население Елабужского муниципального района составляет 85 тысяч человек. Эта цифра включает в себя население городского поселения Елабуги (74 149 человек), а также жителей сельских поселений района.
Основными промышленными предприятиями Елабужского района и Елабуги являются ПАО "Татнефть" НГДУ "Прикамнефть", ОАО "ПО ЕлАЗ". Наиболее крупные предприятия района — ООО "ПК Золотая Нива", ООО "Компания "Елабужские сласти", ОАО "Елабужский мясоконсервный завод" и ОАО "Алабуга Соте", ООО "Соллерс-Елабуга". На территории Елабужского района расположена Особая экономическая зона "Алабуга", на территории которой собирают беспилотники.
— Естественно. Моя мысль тогда и сейчас остается той же. Она сводится к тому, что в условиях дефицита рабочей силы, в условиях огромного спроса на человеческий материал со стороны армии и ВПК и соответствующего роста зарплат в выигрыше оказались все те люди, которые имеют возможность быть гибкими. Если вы можете сменить свою профессию — условно говоря, сторожа на профессию хотя бы какого-то низкоквалифицированного работника на оборонном предприятии, если вы можете приехать из одного города в другой и, в принципе, к таким предложениям открыты, то, безусловно, вы окажетесь в выигрыше от нынешней экономической ситуации.
Если вы привязаны к своему месту жительства, своей работе — допустим, вы школьный учитель или медсестра, не говоря о том, что есть еще пенсионеры — то здесь чистый проигрыш. Имущественное расслоение в стране растет за время войны и будет расти дальше. Но так или иначе люди, которые действительно могут работать на производстве и могут быть гибкими, выигрывают.
Поэтому, мне кажется, в крупных городах поддержка Путина по крайней мере не снизилась — просто потому, что в них нет серьезного спада уровня жизни. Некоторое количество людей, которые были недовольны происходящим, уехали, эмигрировали. Соответственно, возникло больше возможностей для оставшихся. Плюс к этому снизилась конкуренция со стороны гастарбайтеров, которых за это время стало меньше по разным причинам: и из-за обесценивания рубля, и из-за гонений, которые власть на них сейчас производит, и так далее.
То есть в любом случае, мне кажется, что экономически подрыва путинского электората не случилось; даже, наверное, появились какие-то новые группы. Я, конечно, не верю никаким опросам российского населения, но то, что я могу судить по общению с людьми в России, знакомыми, я бы сказал, что поддержка войны абсолютно не снижается.
— А в этом смысле Казань где находится?
— Ничего не могу сказать. Я был там в последний раз в 2016 году.
— Издание "Пруфы" пишет, что доходы населения Башкортостана заметно ниже средних значений по Приволжскому федеральному округу. Такие выводы можно сделать, если опираться на данные Росстата, отмечает СМИ. При этом мы в этой республике протесты наблюдаем чаще и масштабнее, чем у соседей. Есть ли тут корреляция?
— Мне сложно сказать, но я бы не утверждал такого. Потому что все протесты, которые происходили в России за последние 10-15 лет, в основном были вызваны какими-то отдельными локальными событиями и проблемами. Я не помню случаев, когда бы какая-то общая экономическая депрессия вызвала бы какой-то политический или околополитический протест.
Мы видели протесты против свалок. Сейчас, допустим, где-то в Тыве начинаются протесты из-за нового золотодобывающего предприятия, которое угрожает какой-то из рек. Экология, закрытие предприятий, стихийные и нестихийные бедствия — всё это вызывает очень болезненную и очень жесткую реакцию местных сообществ.
Но утверждать, что просто какая-то экономическая ситуация в целой республике может привести к тому, что в ней усиливаются протестные настроения, я бы, честно говоря, точно сейчас не стал. Мне кажется, такие широкие причины в России пока ничего не могут изменить.
— По данным международного валютного фонда, ВВП на душу населения в России в текущем году будет 14 260 долларов. Это на 510 долларов меньше, чем в Казахстане. В прошлом году показатели были иными — 14 790 долларов в России против 14 140 в Казахстане. Опубликованные в августе цифры показывают, что страна обошла все постсоветские государства за исключением балтийских стран. Как вы думаете, такой сдвиг бьет по самолюбию россиян, особенно тех, кто исповедует имперские взгляды?
— Уверен, что нет. Я думаю, они вообще имеют к этому очень отдаленное отношение и вряд ли знают об этом.
Казахстан — успешная республика, экономическая политика казахского правительства в целом всегда была достаточно четко выверена. Там есть, конечно, определенные недостатки: понятно, что демократические стандарты страны как были далеки [от идеала], так и остались, но, с точки зрения экономического менеджмента, там все было намного лучше, чем в России, на мой взгляд: начиная от иностранных инвестиций, от их защиты, от применения иностранных правовых систем.
Даже если мы посмотрим на те же самые объемы добычи нефти и газа, то нашим зрителям будет любопытно узнать: с 1991 года в России на сегодня мы видим достаточно серьезный спад по газу, по нефти — приблизительно те же самые позиции. В Казахстане добыча нефти за эти годы выросла в три раза, а газа — в четыре. Это один из примеров, таких много. В данном случае успех Казахстана абсолютно логичен. Его можно только приветствовать.
Что касается того, насколько это влияет на сознание россиян, то я абсолютно убежден, что никак не влияет. Всегда можно объявить оценки МВФ предвзятыми. Против чего я даже сам не стал бы возражать. Если мы посмотрим на разрыв уровня жизни, допустим, по этим оценкам между Казахстаном и Узбекистаном, то он составит чуть ли не три раза. Но это, мягко скажем, незаметно, если ты переезжаешь из одной приграничной области Казахстана к приграничной области Узбекистана. Поэтому я бы оставил эту тему как чисто спекулятивную. Но в целом да — Казахстан показывает очень хороший экономический результат на постсоветском пространстве; пожалуй, один из лучших. Это правда.
— И последний вопрос. Он традиционный, но сегодня я хотел бы его сформулировать гипотетически. Представим, что завтра Владимир Путин уйдёт. Каковы будут главные вызовы в экономике для того человека, который придёт на его место?
— Зависит исключительно от того, как он уйдет. Если он уйдет от какого-то неожиданного события, какого-то сердечного приступа, авиакатастрофы или чего-то еще, то, конечно, я думаю, главным экономическим вызовом будет управление: и макроэкономическое управление, и особенно управление в системе координат интересантов и владельцев крупной собственности. То есть начнется передел, определение каких-то позиций и тому подобное.
Если Путин уйдет организованно — условно говоря, если проведет какую-то операцию "преемник" или что-то подобное при сохранении нынешней элиты у власти — то, я думаю, главной проблемой останется техническое отставание, которое только усиливается, технологическая демодернизация.
Конечно, так или иначе останутся проблемы выруливания экономики на мирные рельсы и, естественно, восстановление связи с внешним миром, потому что зависимость России от импорта всех более-менее высокотехнологичных товаров стала абсолютно запредельной. По сути, Россия за эти годы скатилась в сырьевой придаток Китая и в главный потребитель его промышленной продукции. Вот если речь идет о дальнейшем развитии, то, конечно, этот путь абсолютно тупиковый. Каким образом восстанавливать экономику, каким образом делать ее более самодостаточной, не на словах, а на деле — это, конечно, большой вопрос.
Подписывайтесь на наш канал в Telegram.